Цифры и цвета

Я рос один, только ""Два капитана"", ""Три мушкетёра"",
""Четыре танкиста"" делали картину путёвой.
Мне было пять, я был гадкий лебединый утёнок,
От шести до семи я возненавидел учёбу.
На колесе восьмёрка, во дворе спалили ""Девятку"",
""Девять с половиной недель"" все объяснили мне внятно.
Досчитал до десяти на хуй прятки, каждую осень
Одиннадцатого пускал в дом напротив бумажный самолётик.
Говорят: Ты ободрал двенадцать колен. Чтоб взобраться наверх,
Я ""Пятницу 13"" смотрел. Потом эмиграция, плен,
И меня в нём носит и носит,
В четырнадцать ощущал себя на восемьдесят восемь.
Погодите, я сбился, номера в мобиле визжат
Тридцать восемь попугаев, сорок четыре чижа.
Кому-то тысяча одна ночь с тобой, а мне ни одной.
Привет на дно двадцать тысяч лье под водой.

Эти цифры и цвета, тысячи цитат, визы, паспорта
Всё растворится без следа.
И всё, что испытал, все лица и скитания, блеск и нищета
Сохранится лишь в моих текстах.

Я был зелёным, когда чёрным налом звались наличные,
Когда Белый дом был то жёлтым, то красно-коричневым,
Бумер чёрным, Саня Белым и жёлтою пресса,
Когда ""Мегаполис-Экспресс"" писал про чёрные мессы.
Когда пиджак должен был быть малиновым,
А я бредил ""Белым солнцем пустыни"" и ""Жёлтою Субмариною"".
Покинул дом, был что-либо сделать бессилен
И каждый красный день календаря я с Серым был синим.
Зеленый змий и красный глаз от Purple Haze,
Мне 26, ещё один год, и я Курт Кобейн.
И я столько дней был белой вороной, прохожим
Среди голубой крови, белой кости, золотой молодёжи.
И вот я не желторотый, но лет мало ещё,
Не чернорабочий, но и не белый воротничок.
Но мой мир серый, ведь не в моей постели она,
Привет со дна, где нет места пастельным тонам.

Эти цифры и цвета, тысячи цитат, визы, паспорта
Всё растворится без следа.
И всё, что испытал, все лица и скитания, блеск и нищета
Сохранится лишь в моих текстах.